Против ожидания, оказавшись в столице спустя практически год после отбытия, Изабель откровенно скучала. Ее муж, оставив на время молодую супругу в поместье, отбыл на отдых с господами, с которыми водил дружбу. Где ему предстояло заниматься охотой, картами, выпивкой и наверняка, всеми теми мужскими делами, о которых молодой жене, если вы понимаете, о чем я, знать не положено. Не считая визитов к Papa, заняться было решительно нечем и Леруа решила взять ситуацию в свои ручки. Она организовала прием, пригласив знатную молодежь из числа многочисленной родни мужа и его друзей на игру в карты.

Леди Изабель на правах радушной хозяйки развлекала оставшихся гостей за карточным столом до последнего. Молодой офицер третьего ранга, который, кажется, приходился племянником кому-то из давних знакомых её супруга, был в поместье впервые. Изабель радовала гостей пением и игрой на фортепиано, когда впервые ощутила на себе его пристальные взгляды, жадно ловящие каждый её ответный. А уж когда они оказались за карточным столом друг напротив друга, и сама аккуратно изучила объект сквозь тонкую ткань вуали, прикреплённую к аккуратной шляпке. Высок, хорошо сложен, симпатичен. Вежливого обмена любезностями на грани флирта и живой беседы за игрой вполне хватило, чтобы заронить зёрна интереса к продолжению общения. Тем более, ему везло. В этот вечер он сорвал жирный куш и явно был настроен на большее. Большего захотелось и Леруа, вышедшей замуж не по любви великой, а по указке Papa за мужчину, что ей в отцы годился если не в деды. И потому вовсе не считавшей супружескую верность своим священным долгом.

Вечер закончился коротким, но проникновенным разговором на балконе. После Изабель передала через служанку записку, подстроив всё так, чтобы оказаться с ним наедине в глухой части сада. На удивление, поцелуй ощущался слишком сладко и возбуждающе-тягуче, вызывая невероятный эмоциональный подъем с практически необузданным желанием. Хотелось взять ещё, почувствовать этого мужчину теснее, ближе, насладиться его энергией сполна.

Так, под покровом ночи, она и оказалась с любовником в его небольшой офицерской квартире, с нетерпеливостью молодежи так и не добравшись до спальни. Запах её феромонов, круживший ему голову, ее безудержное желание втянуть в себя его поток, попробовать на вкус, на миг напомнило о том, как было с Авеном. Но захватило ведьму настолько, что она и сама не поняла, в какой момент все вышло из под контроля. Последнее, что она помнила перед тем, как отключиться, хлопок двери, мужские крики - кажется, к ним кто-то ворвался в самый неподходящий момент - и сильную вспышку боли, ударившую по мозгам.

Мертвая тишина давит на уши. Изабель пытается открыть глаза, что порождает лишь острое ощущение битого стекла в голове, как после тяжёлого похмелья. Разглядывать все равно нечего - в помещении кромешная темнота. Попытка пошевелить затекшими руками приводит к осознанию, что они по-прежнему крепко связаны за спиной её же чулком, что сделал ещё её любовник. Связаны, перекинуты через железную спинку привинченного к полу стула и пристегнуты к ножкам наручниками, цепь которых пропущена через узел вязки. И, кажется, полумаска по прежнему на ней. Как и длинные серьги, пара перстней и обручальное кольцо, блестевшее на безымянном пальце левой руки скромной полоской. И более ничего.

"Пленившие меня господа не лишены чувства юмора", - звучит мысль в голове ведьмы, представившей свой облик со стороны и поерзавшей по холодному и жесткому сиденью обнажённой задницей, - "и где это я, Бездна подери? У Джеремайи в подвале? Кажется, у него нет подвала. И где Джеремайя?"

Орать благим матом ей пока не хочется, чтобы не выдавать свой выход из отключки. Она лишь аккуратно сдвигается ближе к спинке стула, чтобы снизить давление на руки, и подтягивает ноги с каменного пола, по которому немилосердно гуляет сквозняк. Опирается пятками о сиденье, а коленями об стол и утыкается в них головой. Ведьма чувствует сильную усталость. А в такой позе, кажется, можно немного поспать до тех пор, пока не перестанет мерзко болеть голова. Или пока пленители не придут рассказать, где она и за каким делом её сюда притащили.

Подпись автора

---

Провалиться в сон Изабель все же удается. Вернее в дрему, граничащую с реальностью и лишь слегка притупившую мучительную головную боль. От того ведьма довольно быстро приходит в себя, когда в помещении мягко загорается свет газовых горелок и раздаются мужские голоса, один из которых не знаком ей вовсе, но вот второй...

Звук этого голоса возвращает ее к воспоминаниям годичной давности, надежно упрятанным в коробку девичьих секретов, - "добро пожаловать в Красный дом", - произносит он, и Леруа, которая ни словом, ни жестом не выдает, что очнулась, втихомолку ухмыляется в собственные коленки, ощущая странную двойственность.

С одной стороны - радость от того, что оказалась в Красном доме, а не в неизвестном подвале. С другой - жгучее чувство неловкости наполовину с желанием провалиться немедленно в этот самый подвал. И как можно дальше от обладателя знакомого голоса. Последнее, чего бы ей хотелось, это чтобы он видел ее такой жалкой и беспомощной. Последнее, чего бы ей хотелось, это чтобы он вообще ее сейчас видел. Это было слишком даже для нее. Так облажаться дважды: сначала с Авеном, а теперь с дальним мужниным не то родственником, не то отпрыском кого-то из его знакомым. Отчего-то вдруг ведьме пришла в голову мысль, что она убила Джеремайю, а вороны приняли ее за полукровку и приволокли на допрос.

"Кажется, я отключалась и тогда? Или нет? Но почему сейчас так болит голова?"

Выдаст свое пробуждение ведьма только тогда, когда верный Рату ворон упорхнет за одеждой, которая оказалась бы весьма кстати. Рыжая понимает, что уже начинает подзябать, а связанных и скованных за спинкой жесткого стула рук и вовсе не чувствует.

- Кто-нибудь из ваших пленников признавался вам, что невероятно рад оказаться в Красном доме? - наконец-то заговаривает она, поднимая голову от колен и пытаясь отыскать мужчину взглядом. Тот находится практически рядом и, судя по всему, совершенно бесцеремонно ее разглядывает, - если нет, то буду первой, рада, что меня похитили вы, а не какие-нибудь бандиты с большой дороги, - губы ведьмы трогает легкая улыбка, а спускать ноги вниз и открывать полный обзор мужчине, желающему поглазеть, она не торопится. Лишь еще теснее прижимает к себе коленки. Движение вызывает мелкую судорогу в затекших мышцах рук. Улыбка сменяется легкой гримасой боли.

- Мастер... Рат? Ученик Papa. Я вас помню, когда я болела, вы меня лечили, - чуть тряхнув головой ведьма снова улыбается, радуясь, что покрасневшие от неловкости щеки надежно прикрыты маской, а уши - распущенными волосами. О том, что между ними было что-то более лечения, она предпочитает не упоминать, прекрасно помня о наказе Papa "попрощаться". Да и вообще это не для лишних ушей. В крайнем случае красноту можно будет списать на боль и неловкость.

- Я почти не чувствую рук, только боль, - чуть жалобно добавляет Изабель прикусывая губу, - быть может, развяжете меня, раз уж за одеждой послали. Я все равно вам все расскажу. Честно говоря, сама не понимаю, для чего ваши люди притащили меня сюда. Недоразумение какое-то, хотя вам, наверное, все так говорят? И где Джеремайя? Тоже у вас?

Наконец-то побеспокоившись о судьбе своего любовника, ведьма снова улыбается.

Подпись автора

---