Пробуждение было резким и малоприятным. Звон разбитого фарфора пробрался в сознание, заставляя прийти в себя. С глубоким вдохом, словно только что выбралась из под воды я резко села на кровати рассеянно смотря по сторонам и осознавая, как дребезжащая боль в висках моментально превращается в мучительные спазмы.

Первым желанием было тут же вернуться на подушку и не шевелиться, но служанка, засуетившись над разбитой посудой не оставила мне не единого шанса:
— Леди Элиана, доброе утро. Простите, что потревожила… —  После пары слов я перестала слушать её бессмысленное трещание. Лишь с трудом пытаясь сосредоточиться вспоминала произошедшее.

Первое о чем я хотела вспомнить было то, что и сколько я вчера выпила, что теперь мучаюсь от жуткого похмелья. Но нет, алкоголь вчера пил только один человек и это была не я. Горло сдавило от воспоминаний, которые одно за одним всплывали в памяти. То, о чем говорим маг. То что я вспомнила, что видела. От всего этого стало не по себе. Слишком. Это все слишком.

Было очень странно сидеть как и всегда по утрам в своей постели, в комнате фрейлины королевы в замке правителя и словно бы все как и прежде. Но это не так. Разве ничего не поменялось?

Пока я была погружена в свои мысли и борьбу с головной болью, совсем не заметила, как горничная заботливо поставила рядом со мной поднос с завтраком. Рассеяно рассматриваю привычную сервировку и замечаю рядом с кофейной чашкой два конверта. Один от архимастера, другой от моей… в своей голове я запнулась, понимая, что назвать теперь Катриону Морца “матерью” не могу даже в своих мыслях.

Уставившись на два прямоугольника и запивая утреннюю каплю яда кофе я размышляла о том, какой из конвертов я меньше хотела не открывать. В итоге стала читать послание из дома… Про себя вновь запнулась, но было слишком сложно решать сейчас, чем же это стало теперь для меня.

Отмахнувшись от лишних мыслей я погрузилась в письмо и все больше начинала хмуриться уже не от боли, а от того, что читала. Лорд Морца слег с недавних пор и лучше ему не становится. Секутор уже был, новости не самые лучшие. Требуется немедля прибыть в столичную резиденцию. Как бы мне не хотелось видеться с матерью, я не могла не откликнуться на это послание. И я просто знала, если она сама пишет и зовет прийти - дела обстоят серьезно.

Через некоторое время я уже стояла у роскошного дома в центре столицы. Как и полагает фрейлине королевы во всем черном, напичканная каплями от головной боли, в надежде, что для очередной встречи с “матушкой” этого хватит.

В просторный холл меня впустил не разговорчивый дворецкий, он же забрал пелерину и перчатки, но даже после этого на мне не стало меньше черного. Меня проводили в небольшую гостиную, которую я всегда больше всего ненавидела в этом доме. Дело в картине, точнее портрете. Смотрю на привычное изображение и понимаю, что уже не чувствую того отвержения и боли, как прежде.

На портрете трое представителей дома Морца. Родители сидят по бокам в почтенных позах, а в центре - сокровище дома, Мария Морца. Не знаю специально ли, но чаще всего меня принимали именно в этой комнате. Расположившись на диване боком к картине я продолжала размышлять. Материнское сердце не обмануть, оно сразу видело ложь. Я горько усмехнулась. Ведь она всегда знала, что я не ее дочь.

Что будет, если я скажу ей, что она права? Зачем? Она и так никогда не скрывала презрения ко мне, лишь терпела мое присутствие.
Ничего не поменялось, только я теперь знаю правду. А как теперь с этим жить, я подумаю в другой раз.

Едва леди Морца вошла в комнату как Эли сразу поняла - дела на самом деле плохи. Хоть её и немного удивило то, что самочувствие отца могло так повлиять на Катриону. После возвращения в столицу девушка успела довольно быстро понять, что родителей нельзя было назвать близкими людьми и вряд ли этот брак был заключен по любви.
Мысленно она поправила себя еще раз.
Сложно было сказать, что Эли вернулась в столицу, если никогда до этого в ней не была. Да ее родителями эти люди не являлись. Когда эти осознания появились в голове она вновь почувствовала как виски неприятно сдавило и появилось непреодолимое желание выпить что-то крепче чая. Она очень надеялась, что у нее получится не расклеиться в течении этого разговора и сохранить ту принятую между ними отстраненно-скептическую атмосферу. Слишком сложно было привыкнуть к этой новой реальности, поэтому для себя девушка решила называть все как прежде.
После того как мать сказала, что надежды нет, в висках вновь неприятно кольнуло. Хоть и не отец вовсе, Теодор Морца был хорошим человеком. И несмотря на то, что мать так рьяно демонстрировала свою неприязнь, он всегда был с Эли добр, даже когда был недоволен ею. А ведь, она только сейчас подумала, что не знала, кем был ее отец на самом деле. Кажется, это будет долгое чаепитие.
Пока Эли пыталась взять под контроль нахлынувшие на нее мысли, мать продолжила не скрывая своей неприязни.

- Вы же знаете, матушка, - произнесет, усаживаясь на обитый дорогим шелком диван у камина и взяв в руки чайник, - что отец мне очень дорог. Он, пожалуй единственный, кто был рад моему возвращению в родной дом.
Для себя девушка все больше убеждалась, что стоит играть свою роль до конца, по крайней мере тут, в этом доме, с этой женщиной. Но и сама удивится своим словам с туманным смыслом, но, кажется, это уже вошло в привычку, так что она этого сама не замечала.

- Тем не менее понимаю, что отмена свадьбы отнюдь меня не расстраивает, хоть и в связи с такими обстоятельствами. И какую же причину благовидную для нашей семьи вы предлагаете?
Она конечно понимала, что мать больше всего будет печься о семье. И также понимала ее опасения на счет давнего партнера отца - Леонель Борко. Эли была знакома с этим мужчиной и знала прекрасно его властный характер и непоколебимость. Если бы она вышла замуж, то муж автоматически стал частью семейного дела, и надо думать, как и сказала Катриона, ее предполагаемый муж вряд ли тянул бы на место главы семьи. Также были дальние родственники Морца, но это было бы даже хуже.
Во всех отношениях положение было печальное, зато это объясняло, почему мать решали быть с ней столь откровенной. Леонель мог сожрать заживо кого угодно и маман в том числе. На сколько Эли помнила, у Борко был единственный сын, уж не думает ли мать, что он будет более подходящим женихом? Это ей совсем не понравилось, но как не посмотри, нужно быть очень глупой, чтобы не понимать, что вопрос замужества нужно будет решить.

- Я могу лишь предполагать, что вы чего-то от меня ждете, раз решили говорить с такой откровенностью.
Говоря все это, Эли с изрядной долей налила себе чай, решив, за неимением лучшего, сделать его покрепче.
-  Вам чаю с молоком, матушка?