Прекрасная рисуется картина. Слегка банальная в своем исполнении: будто сошедшая со страниц пошлых, бульварных романов, созданных будоражить неокрепшие ума юных девиц. Вон он герой - восседающий на белом коне в золотых доспехах, на его голове корона. Вот подле него его избранница - вся в ворохе белоснежного шелка, с венцом из алых цветов. Они продвигаются вместе от замка к королевской пристани, под восхищенные крики толпы. Под ликующие крики духовых и аплодисменты дрожащих под ветром флагов со стягами Дома Аэрас и Дома Эйвиос.

Они должны были запомниться так - прекрасный правитель и его наречённая - кажущая еще более маленькой и хрупкой на фоне его огромной фигуры. Эдвард Аэрас с легкостью спешится и поможет своей вот-вот жене, позволяя себе больше чем должно - не просто подав руку, а подхватив малышку Ко-ко за талию. Чем вызовет ропот смущения у званых гостей и вдох умиления у гостей из простого люда. Кто-то в толпе обронит неуместное: Смотрите-ка как не терпится ему.

А главные герои пройдут рука об руку к утопленной в цветах площади, где их уже дожидается Магистр Мелос. Готовый принять их союз - и возложить корону на голову уже королевы. Там Эдвард произнесёт клятвы. Быть для Констанции не только правителем, но и защитником. Там он выслушает и ее - быть для него верной женой ...до конца его дней.

Из толпы не видно, ни чуть отстранённого выражения лица главного героя. Ни пустоты его глаз, холодно смотрящих на свою избранницу. Эдвард не понимает, что должен испытывать. Что должен изображать. Он тянет рот в улыбке, он произносит хорошую, даже трогательную речь, способную вызвать слезу умиления у присутствующих - и только он и его шут-поэт - знает кто автор столь проникновенных строк. Даже то как, наконец, после стольких лет ожидания, голову дочери Запада увенчает корона - не вызовет в Эдварде ничего. Лишь ощущение проигрыша.

Магистр Мелос хорошо сыграл свою партию - только Эдвард поздно понял что, был пешкой. Разыграть невозможность союза. Подогревать его сопротивлением. Создать иллюзию невозможности. Все это старый интриган отыграл четко как по нотам. И Эдвард поверил. И верил бы до сих пор, если бы утром ему не раскрыли карты.  Старик просто не мог срыть своей довольной улыбки. Он вновь победил. Эдвард смотрел на свою Королеву. И думал, играла ли она - или была такой же пешкой, как и он.

Может быть чуть позже он спросит ее об этом? Ночью он узнает где еще она играла. Была ли она в сговоре? Знала ли она о планах Лорда Запада и Магистра. Или оставит все как есть. Игра давно стала ему надоедать, в ней нахватало нового поворота. Возможно, пора добавить трагедии?

Эдвард поцелует свою жену. Пошлым. Грязным. Неуместным и очень долгим поцелуем. Удерживая в своих руках как пойманную птицу. Таким поцелуем целуют шлюх, а на благородных дев. Эдвард же не целовал. Он наказывал. Он пророчил прикосновением губ и языка наказания которые еще ждут его Королеву.

Ужасная рисуется картина. Банальная в своем горе. Молодой Правитель - с измазанным белилами лицом, от глаз любопытной толпы разделяет лишь саван. Его молодая вдова вся в черном, совершают уже привычный для них ход. От замка к королевской пристани. Флаги со стягами опущены. Слезы Королевы не увидят из-за черной вуали на её лице. Непорочная - ударит шепот в спину. Мученик-прибавится в эхе.

Не получилось. Не сбылось. Мертворожденный брак закончится так и не начавшись. Чуть позже в тавернах и темных улочках будут ехидничать, да пошлить делая ставки - а так ли непорочная Королева? Поднимать бокал за покойного Правителя, не забыв упомянуть имя нового - Дария. Припомнив что горе оно хоть дело кислое, но и на свадьбу, и на похороны королевские - дары простому люду развали не хилые и на том спасибо. А раз так-то, что похороны, что свадьба одно и тоже - только цветом одеяния на невесте-вдове и отличается.

Клятв в это раз не будет. Все клятвы исполнены. Магистр Мелос тихо произнесет речь - спокойную и мерную. Перевяжет руки покойнику красной лентой, тонким кинжалом разрежет стопы - чтоб не ходил мертвый по земле. Зашьет веки - чтоб не подсматривал за живыми. Скрепит швом и уста - чтоб не болтал. И уж после подзовет к гробу жену покойного. Чтоб через саван на нареченного своего посмотрела. Чтоб если силы есть - уста его зашитые поцеловала. А позже в путь в усыпальницу на вечный покой

Подпись автора

Момент, о котором мечтает любая девушка-подросток! Даже в своих фантазиях Констанция не позволяла себе мечтать о таком: вся столице на ушах, восхищается ей… свадьба королевского масштаба! Она выдержала все испытания магистра, все упреки Эдварда, всё это давление со стороны семьи… Ради чего? Короны, Запада, семьи? Лично для неё важным был именно этот момент! Она и впрямь была счастлива, впервые участвуя в процессии со всем удовольствием. Грудь сдавливало от эмоции и дышать становилось тяжелее. Она учтиво кивает всем собравшимся, идет плавно, невинно смеется от прикосновений Эдварда, умилительно смущаясь на публику.
Всё походило на какой-то сон, дурман… Не бывает всё так идеально! Вот он Магистр, уже более учтив чем казался обычно. И он помещает эту корону на её голову. Как долго она представляла этот момент! Столько было вытерплено ради этой бижутерии, что она автоматически становилась ценна не только ввиду своих камней и отделки! Будь это простой венок, он стоил бы много!
Но вот она коситься на своего теперь уже мужа и тяжелый груз падает ей на шею… Она так сильно увлеклась собственным праздником, что не обратила на него внимания, а между тем природная чуткость подсказывала ей, что он явно не так рад, каким хочет казаться. Улыбка слишком широкая – он так не улыбается, глаза пустые – он не хочет здесь находится… Разлюбил?! Сейчас?! Страх, отчаяние, паника и наконец гнев – всё взорвалось в её груди за мгновение до того, как он схватил её в самом непристойном из возможных поцелуев. Она лишь поддается его движению – теперь это её долг. Вот только… пальцы её казалось легли на грудь короля, но на самом деле коготки её устремились в его плоть прям через одежды. Она может и была птичкой в плетке, но хватала его ястребиной хваткой. Когда же он расторг их поцелуй, то на него смотрели совсем не те невинные глазки, что обычно… Он хотел отнять у неё последнюю надежду на счастье, и она не могла позволить этого допустить. В милом жесте она положила ладони на его руки и теперь впилась ноготками наверняка.
— Даже не смей бросать меня сейчас! Не после всего! Ты заставил меня пройти всё это, чтобы прекратить сейчас?! — для вида она также улыбалась, но шепот её был самым разъярённым, и даже улыбка не могла спрятать того огонька в глазах. То, что церемония идёт не совсем по плану, могли заметить разве что самые внимательные и, собственно, магистр, стоящий неподалеку.

Он не был её другом. Но и стать врагом, достойным такого конца он тоже не успел. Лишь ей одной известно какие муки испытывал король последние часы своей жизни и чего ей стоило перенести всё это. Ещё до взрыва у неё практически не осталось иллюзий по поводу Эдварда – жизнь их счастливой бы не была, он бы игрался с ней как с куклой, считаясь лишь со своими желаниями и не имея формальных границ после свадьбы. И всё-таки почему-то она искренне скорбела, искренне чувствовала вину и откровенно плакала. Слез было не много, большая часть ушла на нервное изнеможение до всех этих церемоний. Но те редкие слезы уже прожигали собой кожу королевы, ссохшуюся и раздраженную. Вуаль не прятала слезы – их она не стыдилась, давно смирившись со своим статусом дуры, что будет плакать по своему неверному мужу и несбывшемуся тирану, вуаль скрывала то, что стало с её прежде аккуратным личиком.
Пересуды в спину волновали её меньше всего – уже было не важно, что о ней думают, игра её в любом случае закончена и дальше бороться смысла нету. Никогда прежде она не чувствовала физическую боль от нервного истощения и бессонных ночей. Живот крутило, виски болели, глаза стягивались, а во рту был странный металлический привкус. Не без труда она проделала путь вместе с телом своего супруга и с полным безразличием наблюдала за погребальной процедурой.
Она подошла к телу, когда пришел её черед и взяла паузу. Торопить её теперь было бессмысленно. Это было её время, и она пользовалась им на правах хозяйки. Измученное лицо Эдварда даже после смерти не обрело покой и напомнило ей о тех страшных последних ночах, что она провела подле него. Но в тоже время, будто вспоминая свой последний миг, он, казалось, странно ухмылялся сквозь боль. Заметив ухмылку, Констанция не смогла сдержать свою.
Саван никуда не годиться! Почему смят? Руки королевы потянулись расправлять. Неопрятным в последний путь он от неё точно не уйдет. Сопротивляться-то он теперь не может! Тяжело выдохнув, Ко приподнимает вуаль, являя свой лик… Чтож, не на много лучше покойника. Эти мешки под глазами, рыхлая от слез кожа, бледность от усталости… Ладонями она приобняла его голову, согнувшись над его телом.
— Ты выиграл. Не знаю стоило ли оно того, но ты выиграл. Во всяком случае со мной. Меня бы ты никогда не пожалел, а мне даже сейчас тебя жаль, слышишь? Ублюдок и дурочка – вот уж семья у нас. — смахнув с глаз очередные слезы, она без внутреннего сопротивления целует зашитые губы. Их брак был смехотворно быстрым. Дочь Запада готовили исполнять супружеский долг по-разному. Она практически не успела побыть женой, не стала матерью. Но долг свой она исполнила перед всеми: короной, семьей, Западом, Эдвардом. Исполнила так, как умела, по-другому и не смогла бы.
Его уносят в усыпальницу, а силы оставляют Констанцию. От части ей хотелось издевательски помахать ему вслед, но рука упала на середине последней пакости. В глазах помутнело, и земля начала уходить из-под ног…

Написано совместно с @Изабель Леруа

К королевской чете они подойдут вдвоем. Когда поздравят приближенные к королевской чете особы, затем представители именитых родов и настанет время делегатов. Да, на этой церемонии Изабель не будет на привычных ее статусу и положению местах: ни подле Магистра Мелоса, ни среди представителей знати. Мадам Леруа вместе с мисс Мерфи представляют сегодня дам благочестивых. Трудниц из дома благочестия, что был расположен в центральном районе Столицы и содержал на попечении сиротские приюты, где воспитывались дети, у которых был шанс на какую-никакую достойную жизнь. Особенно, если пожелают послужить короне или магам.

Одеты девушки празднично, но с тем и просто. Их скромные белые платья украшены цветными церемониальными лентами, такие же вплетены в аккуратные и простые прически. К воротничку у каждой приколота брошка из меди, символизирующая служение. Маа должна быть благосклонной к этому браку. С девушками идет девочка лет десяти, также одетая в белое платьице и с цветными лентами на распущенных волосах. Она несет огромный букет свежесрезанных крупных белых роз, символизирующих чистоту и целомудрие.

- Пусть Маа будет благосклонна к вашему союзу, - произносит девчушка положенные слова и глядит на королеву с неприкрытым восхищением. Девушки улыбаются и приседают перед королевской четой в реверансах. Изабель ласково оглаживает девчушку по волосам, оправляя ленточки и подталкивает малышку ближе, дескать, давай.

Троица уходит, букет отправляется слугам, а церемония продолжается. Но, кажется Эдварду или нет, что рыжеволосая трудница подмигнула ему украдкой? А в воздухе мимолетно почудился шлейф аромата, знакомый только ему...

К покойнику они тоже подойдут вдвоем. Та же делегация, но повод другой, печальный. Одинаковые черные платья и все те же брошки. В строгих прическах трудниц больше нет цветных лент, теперь только черные. Девушки молча поклонятся присутствующим, затем гробу и отойдут. С ними мальчик лет десяти, одетый в форму, которую обычно носили сироты. В руках у него охапка кровавых роз. Бетани легонько подтолкнет его ближе. Цветы лягут на постамент в ногах покойного. Затеряются в охапках таких же, принесенных скорбящими. Позже слуги отнесут их в склеп.

Как и в прошлый раз Леруа, выбрав роль делегата, не задерживается на церемонии. Магистр может призвать ее в любое время дня и ночи, если будет такая необходимость. Она уходит прежде, чем все закончится и Мелос совершит последние действия перед отправкой гроба с покойником в склеп. Лишь перед самым уходом она заметит мужчину, который наблюдает за церемонией, укрывшись в полутьме арки. И отвернется тут же, взяв мальчика за руку и как можно скорее продолжив путь вниз, в толпу.

Мужчину заметит и Бетани. Она задержит на нем взгляд чуть более долгий, чем следует, а реакция компаньонки заставит уголки губ подняться в едва заметной улыбке. Девушка спустится следом, случайно столкнувшись в толпе с мужчиной в мундире и девочкой на рука. Короткие извинения, и трудницы отойдут на почтительное расстояние, к экипажам, в одном из которых их уже ждут.

- Словно дежавю, Белла, да повод печальный, - произносит Бетани, грустно глядя на Изабель темными глазами и попутно приглаживая волосы обнявшего уже ее мальчишки, - ты большой молодец, Даниэль, сестры будут тобой гордиться, - переводит взгляд на парня и шарит в сумочке. Оттуда достает красочный леденец и пару монет, - держи, - улыбается, - ты заслужил. Купишь себе что-нибудь, когда ярмарки откроются.

- Вероятно, откроются не скоро, Бетти, - пожимает плечиками Изабель, - с этими взрывами весь город на ушах, сама видишь, - впрочем, рыжая улыбается, - когда все это закончится, наведаюсь к тебе в театр, если состояние супруга позволит. Последнее время совсем плох, - печальный вздох, поджатые губки, намек на то, что почтенный господин Леруа уже и сам не столь далек от погоста, - давно не была, уже забыла как ты поешь, - тут девушка спохватывается, - твой приятель снова, помню-помню, ты говорила, иди уже скорее, Даниэля я отвезу...

Девушки перебросятся еще несколькими ничего не значащими фразами обычной милой девичьей болтовни, после чего Леруа и мальчик уедут, оставив Бетани наедине с ее делами. Наблюдать, да встретиться с нужным человеком в условленном месте после окончания церемонии.

Тонкая трещина, заметная лишь для самых приближенных, нарисует свой узор на этом дне. Эдвард замешкается лишь на пару секунд, пока не рассмотрит свою жену, теперь уже Королеву. Он наблюдает как в карих глазах возгорается злость, рождается паника и страх. В ответ его улыбка становится почти настоящей. Он слышал как гулко билось сердце Ко-ко пока он забирал положенный ему поцелуй. Он ощущал как её острые коготки царапают его тонкий металлический нагрудник. Пыталась прорваться к его сердцу. Но, если верить слухам у Аэрасов нет сердца. Возможно, его теряют когда на голову ложится корона? Время проверить.

— Бросать? — его голос мягок, почти нежен. В нем капля удивления и совсем крупица наигранности. — На вашей голове Корона. Теперь вы носите имя Аэрас. Позвольте я покажу, что это значит...

Правитель делает шаг вперед, крепко держа за руку девушку. Венценосная пара сделает Несколько шагов к краю помоста. Внизу человеческое море: мужчины и женщины, все возраста, все сословия. Сегодня толпе была отведена роль наблюдателя, не более. Но теперь, они становились частью чего-то большего. Частью истории. Толпа замирает в ожидании.

Правитель поднимет руку Констанции вверх. Покажет народу их сплетенные пальцы.
— Констанция Аэрас. — Пронесется над площадью. — Ваша Королева!

Толпа мгновенно взорвется криками, овациями, шквалом ликования.
Кто-то крикнет: "Слава Королеве!", "Слава дому Аэрас"
Эхо из голосов подхватит: Слава...слава ..слава...

Эдвард будет смотреть на свою жену, следить за тем как она принимает то чем он делится с ней. Как соблазнительное, липкое, удовольствие накрывает ее волной. Он думает, испытывает ли она то же что и он, когда толпа скандирует его имя. Ощущение эйфории, могущества. Эдвард не умел любить. Он играл в любовь три года пока ждал свадьбу, и думал что вместе с ней обыграет старика Мелоса. Не вышло. Но и Бездна с ним. Это...он посмотрит на скандирующую толпу. Это не заберет у него никто. Возможно, лишь смерть? Но кто думает о смерти в такой день?

Сплетенные руки медленно опустятся. Толпа замрет...затихнет и через секунду, повинуясь молчаливому приказу склонит головы. Мужчины, женщины. Все возраста, все сословия приклонятся своей королеве. Площадь опустит головы в глубочайшем поклоне. Склонится и знать. Лишь Магистр Мелос - обойдется кивком головы. Но и это стоит дорого. Мужчина поцелует девичью ладонь прежде чем выпустить её из своей. И отступит на шаг. Давая в дар то, что ценил больше всего. Власть.

Он оставит Констанцию с ней ней всего на минуту. На минуту пропитанную восхищением и силой, которую теперь имеет хрупкая девочка с Запада.
— Это лучше любви. — Произнесет он когда вернется и встанет рядом. Он посмотрит на Констанцию с довольной улыбкой. Улыбкой, человека который предложил сделку от которой невозможно было отказаться. Эдвард проведет пальцами по свежим, ели заметным ранам на своей ладони. — А коготки попридержи для спальни. Там они будут кстати.

Их снова оглушит овации, когда Эдвард вновь прижмет жену к себе. Поцелуй будет таким каким и должен быть у Правителя и его Королевы. Коротким. Благовидным. Почти прощальным.

Отредактировано Эдвард Аэрас (2024-02-29 00:07:30)

Подпись автора

Когда-то в планах Габриэля стояла цель посетить альма матер Царь Острова, что так скромно называется Столицей. Было в планах, когда закончит все свои дела на Грехе, но усталость от местного контингента в лице разнузданных пиратов, добрых и не очень алкоголиков, да тех же крыс подвальных - превысила все планки терпимости самопровозглашенного короля крыс. В любом случае, пасюк имел честь и удовольствие проникнуть на летучий корабль и вдоволь насладиться страхом высоты, да наслушаться целей прибытия одной высокородной дамы, чью меховую шляпу Гадриэль посчитал крайне удобным спальным местом на время путешествия.
Почил Король! Да так скоропостижно, оставив очаровательную Королеву вдовой в слишком юном возрасте. Честно сказать, Габриэль из простых и в глаза бы не видел всех этих выделанных, ряженых и напомаженных господ, выдавливающих натужно скорбные мины. Какая пакость. Как можно скорбеть по человеку, которого не знал лично? А короли вполне успешно заменяются другими. Всё в нем выдает перевертыша, что смерти не нюхал, но успешно разносил от случая к случаю. Он мог бы пару лет отца похоронить, однако пронесло и юное сердце не было разбито скорбью.

Всё же цель у него тоже была. Маленькая, немного извращенная и от того странная, отчего вслух стыдно произносить. На Грехе уж слишком запали в сердце янтари уставших глаз на грани жизни и смерти, восковая маска-лицо и особая любовь к собратьям Габи по духу. Заключенный, с флером кладбищенской земли в хвойном лесу, позволивший ощутить себя совсем в ином мире от одного взгляда на него. Хищник в облике немощного страдальца…Габриэль может долго продолжать, находя к Рату всевозможные сравнения в стихотворной форме. Ясно лишь одно - эту встречу никак не забыть и не выкинуть из головы. Теперь же он рискует хвостом, набравшись слухов по дворам и бросившись вдогонку на первом же судне.
Просто посмотреть. Жив ли, как себя чувствует…странно всё это, заставляет нервничать лишний раз, задаваясь вопросом: “Зачем?”.

Габриэль де Вон ступил на твердую землю в привычном облике четвероногого грызуна, затерявшись сразу в первом же стоке канализации. Ведомый запахами и вскриками незнакомых крыс, он пробрался в опустевший дом лишь спустя некоторое время. Вынюхивал и выискивал чем поживиться, безопасно ли тут и есть ли что надеть из чужого гардероба. Только тогда он вышел на улицу как белый человек, сразу обратив внимание на зоркий вороний глаз на козырьке соседней крыши. По спине пробежали неприятные мурашки, а сердце зашлось неровным стуком. Нет, Габи не был готов к приезду сюда, наслышанный о местных нравах и порядках. Беспорядочный поток мыслей разделяет перевертыша со своим зверем, излишнее беспокойство крысы спорило с трезвым рассудком человека, пока не пришло к заключению, что беспокойство вызвано не только незнакомой обстановкой.
Крыса в нем хотела бежать в определенную сторону, ведомая неясным зовом. Габриэль предположил бы, что здесь водится похожий на него перевертыш, понявший насколько крысы социальны и легко поддаются манипуляциям, если подобрать нужную интонацию и прочие поведенческие мелочи.
Его взгляд цепляется за стайку хвостатых, вышедших из-под слива, отвлекая от раздумий, он делает шаг навстречу, как в тумане и тут же два шага назад, встряхнув кудрявой башкой. Габ хочет поддаться наваждению, дать волю зверенышу в нем: пускай ведет за стаей, пускай покажет того умельца, что достучался до сущности в нем. И поддается, торопливо зашагав по брусчатке, запахивая края чужого пальто, чтоб горло не надуло.

Шаг сменяется легким бегом и наоборот возвращается в прежний темп, пока на пути расступаются люди, пропуская редкие стаи. Чем дальше, тем плотнее крысиный поток, тем сильнее беспокойство отдается комом в горле, вызывая дрожь в теле. Габриэль позволил слишком многое. Он останавливается перевести дыхание и осмотреться, дабы осознать, что пришел прямо на похоронную процессию. Напуганные обезумевшей стаей грызунов, люди расходились и жались друг к другу, кричали от страха быть укушенным или приобрести новомодную многоколорную живую шубу. Габриэль же чувствовал себя застывшей статуей, которой плевать кто на неё забрался и с какой целью. Перевертыш сам еле совладал с собой, наблюдая за нарастающей паникой.
С его плеча свалилась в руку толстая рыжая красавица, недовольно застрекотав о своих неуклюжих лапках, (может быть это была брань). Габриэль бережно держал самку в ладонях, внезапно осознав, что крысы, успевшие залезть ему на спину и, вот, в руку упасть - успокаивались, чувствуя феромоны перевертыша, стоило только подобраться поближе к шее и рукам. Кто-то спрыгивал и вновь исчезал в толпе себе подобных, кто-то оставался сидеть на нем, как его новая рыжая любимица, пригретая в ладонях. Поглаживая гладкую шерстку, Габриэль аккуратно пошел вперед, стараясь не придавить собратьев по духу, пока не осознавая, что может привлечь к себе внимание излишней аккуратностью. Ему простительно, что тут взять с молодых и самоуверенных юнцов.

Подпись автора

И тут поднялся визг. До самых небес.

На самом краю площади, впереди, на плечах дюжего мастерового вместе с сотнями других дам, а где-то и мужчин, истерично вопила круглолицая деваха, в наряде среднего дохода горожанки. Не слишком полная, не слишком худая, не слишком красивая, но уж и не совсем страшная девица, вопила во всю луженую глотку, выкатывая бесцветные со страха глаза, отчаянно колотя по макушке своего "коня" зажатым в потную ладошку предметом, который при самом ближайшем рассмотрении оказался простой деревянной свирелью.

Кем была та первая несчастная, что с отчаянным, совсем не человеческим воем прорвала растерянное гвардейское оцепление и ступила ножками в бурливую пищащую реку? Пока останется неизвестным. Толпа качнулась, шатнулась и двинулась, как огромное, мало поворотливое животное. Смяла похоронный строй, рассыпала, в миг единый отсекла голову процессии от едва двинувшегося по брусчатке хвоста, оставив мага с телом Эдварда где-то впереди чинно сопровождая его в королевскую усыпальницу, а вдовствующую Королевну и молодого Правителя здесь, рядом. Так близко что можно было рассмотреть как новые, разношёрстые гости, лезут на помост желая выразить все свои пиететы благородной крови Аэрас. И в стремлении своем особо не стесняясь, лезли напролом вызывая страх как у толпы простых, так и у самых благородных, норовили забраться на Королевское черное платье, норовили лично высказать свой писк Дарию, и гордо принимали смерть от кликов Гвардейцев не понимающих крысиные чаянья и идеалы.

Жаль картину эту не мог лицезреть будущий маг у трона. Которого чуткие твари обтекали со всех сторон как зачумленного. Словно брезгуя приблизится поближе, касались лишь его сапог. Маг красного дома брезгливостью обделенный толи с рождения, толи по профессиональной выучке, стоял словно статуя, глаза свои к небу подняв, ища там ответы. Не обращал внимания на крики, ни на вопли, ни на панику, что все больше наполняла площадь. Делая толпу тесной, недовольной, опасной.

Прохожий какой мог бы и плюнуть в сторону такого равнодушия, такого скотского отношения к королевской безопасности. Да и плюнул бы если бы не побоялся не приятного, почти труппного вида мага. Не побоялся скверн, что венцом украшали дырки глаз направленных в небо, не побоялся лица закрытого от носа до губ черной, полотняной маской. Не побоялся Чахайцев, что кажется слушались теперь одного хозяина и одному ему несли весточки с неба.

Видел будущий Маг у трона, видел через глаза служителей красного дома, через глаза крылатого дозора толпу человечью, толпу крысиную сверху. Проносился над головами. Сбивал крысиное братство с плеч. Заглядывал в глаза тех кто мог быть повинен в крысином бунте. Следил как бурлит недовольно толпа зажатая в тиски площади. Следил как возмущаются те кто попался в ловушки, видел как усердствуют с особо прыткими дознаватели Красного дома. Оставляя на брусчатке выбитые зубы у особо клыкастых. Видел как защищают от крысиного набега род Аэрас гвардейцы, пачкая перчатки белые, парадные кровью грызунов. Не забыл проводить взглядом чахайским девицу из дома благочестия довел ее к самому выходу с площади, через узкие улочки, через ловушки в которые она не попалась.

Когда заметил крысиного защитника, статуя Мага ожидала. Тот посмотрел ровно в то место где Габ успокаивал своих верян, и сделал шаг вперед, наступая, обласканными крысиной шкурой, сапогами в самую гущу мягких тел. Прошептав прежде Воронам и Секуторам, беззвучную команду, но слышимую как будто это сказано лично - крутить всех пойманных полукровок да вести в Красный дом если потребуется поломав им ноги, чтоб не тратиться на цепи и оковы. Гвардейцы и без команд знали - пора Королевское семейство уводить. Без них Магистр тело Эдварда в склеп положит, без них почивший Правитель уйдет в свой последний путь. По ту сторону толпы - от чего-то крысиное море изрядно поредело.

Здесь же начинало твориться безумие. Маг был уверен, еще пару минут и толпой уже нельзя будет управлять. Как назло какой-то умник решил что лучшая борьба с серыми врагами - начать по ним палить из пистоля. Площадь замерла. Вздохнула через секунду и начала сжиматься. К Габрэлю Рат добрался по мятым серым трупам. Толпе стало все равно наступают они на крыс или попавших под ноги людей. И, наверное, Маг бы впечатал в кашу кровяную мальчишески наивную морду, если бы не уверенность, что Крысеныш, несмотря на все водные, не такой дурак, чтобы организовать крысиный митинг. От того, когда ладони облаченные в кожу перчаток схватят за полы его камзола и подтянуть к себе чуть встряхивая.
— Кто?  — Говорить будет почти спокойно, хоть и не своим голосом. — Кто это делает? Чувствуешь?
Сверху громогласно каркнет ворон. Маг у трона вновь замрёт статуей. Поднимет голову вверх вновь рассматривая небо, украсят его глаза черные вены скверн. Стражи красного дома не справляются с толпой. Придется открыть главные ворота. Бездна.
— Открывай.... — прошепчут губы под темной маской.

Подпись автора

Похороны идут своим чередом. Цветы, поклоны, любопытная толпа. Погребальный помост ни чем не отличается от подмостков бродячих актеров на ярмарке. Такая же фальшь, такое же развлечение толпе. Пожалуй, только Ко искренне жаль. Если раньше она была хотя бы женой короля, то сейчас кто? Трон передан следующему Аэрасу, впишется в это уравнение бездетная вдова? Решать Мелосу.

Отчаянный визг в толпе внес неожиданное оживление в церемонию. Кажется, сцена и зрители грозили поменяться местами. Дарий оглянулся, разглядывая пришедшую в движение толпу. Но помост уже покинут, а снизу обзор не в пример хуже, не понять, не разглядеть, от чего отшатнулась людская масса, оттесняя несущих гроб гвардейцев от остальной процессии.

Высыпавших из-под ног траурно-черных крыс, пожалуй, не ожидал никто. Наглые, с блестящими глазами, белесыми зубами и противными лысыми хвостами. Они лезли под юбки дамам, забирались на камзолы мужчин. Дарий стряхивал с себя одну за другой, не понимая, чем заслужил столь пристальное внимание. Кругом визжали женщины. Гвардейцы схватились за оружие. Дарий тоже пустил в ход припрятанный под камзолом кинжал.

- Королеву уводи, - огрызнулся на гвардейца, решившего подхватить его под руку.

Но мешать увести себя из надвигающегося  хаоса не стал. Чем больше толпа, тем меньше у нее разума, вон, кто-то палить уже начал. Еще немного и сметет ко всем чертям.

- Я хочу знать все, что случилось на площади, - распорядился, когда закрытая карета увозила всех участников траурной церемонии обратно во дворец. Зря что ли вокруг него столько народу вечно крутится. Пусть работают.